Александр Ф. Скляр — о своем новом альбоме «Русское солнце Вертинского»
Фото: Владимир Клавихо-Телепнев
5 ноября в Театральном зале Дома музыки Александр Ф. Скляр презентует свой альбом и программу «Русское солнце Вертинского». Рок-музыкант, все чаще включающий в свой репертуар песни исполнителей далеких от рока жанров, накануне выступления встретился с корреспондентом «Известий».
— Вы уже перепевали, как в рамках вашей бывшей группы «Ва-Банкъ», так и сольно, песни из репертуара Петра Лещенко, Козина, Утесова, Димитриевича, Высоцкого, Визбора. В чем особенность исполнения песен Вертинского?
— У каждого из этих артистов своя специфика. Поэтому не стоит говорить, что у Вертинского она какая-то особенная. Мы с ним максимально далеки друг от друга по тембру наших голосов. Вертинский — тенор, я — баритон. Главная сложность в том, что он — артист, исполняя которого трудно избежать подражательских интонаций. Он магнетически притягивает к себе, поэтому петь Вертинского очень сложно. Нужно найти свою интонацию, и если удалось это сделать, у тебя получится свой Вертинский. Мне кажется, что его песни настолько личные и с таким спектром оттенков, что важно не только найти свою манеру, но и верно выбрать песню. Не только понять, о чем он поет, но и примерить ее на себя. Понять на подкожном уровне. Среди песен всех перечисленных артистов его композиции — самые сложные для исполнения.
— То есть речь идет о какой-то особенной интонации. В чем ее специфика?
— Мне пришлось все адаптировать под себя, поскольку у меня интонация рок-н-ролльного исполнителя. Я человек, вышедший из этой музыки, и рок-н-ролл у меня — главная составляющая. Нужно было включить важную лирическую составляющую, при этом сохранив манеру. Чтобы поймать эту интонацию, мне понадобилось 12 лет. Все песни, которые я включил в альбом, — это те, в которых я нашел себя.
— В своей любви к Вертинскому признавались и Макаревич, и Гребенщиков. Чем он близок людям рок-традиции?
— Я думаю, что здесь дело в определенной интонации, в поэтической открытости, которая как раз присуща рок-н-ролльным авторам. Именно поэтому, как ни странно, Вертинский максимально близок рок-н-ролльному восприятию жизни. Высоцкий тоже преклонялся перед его творчеством, а Высоцкий очень близок к рок-н-ролльному мировоззрению.
— Даже судьба Вертинского подходит под слово «рок»: эмиграция, скитания, работа по ресторанам.
— Мне кажется, его судьба неповторима и стоит особняком в судьбах всех песенных людей русской культуры XX века. Вертинский — единственный человек, которому удалось все три этапа своей творческой жизни (до эмиграции, в эмиграции и после нее) прожить одинаково полноценно. И на каждом из них достичь вершины. Что касается его выступлений по ресторанам, то у самого Вертинского есть четкое определение. Он говорил, что артист, который прошел школу ресторана, не боится ничего, и здесь к словам мэтра стоит прислушаться. Артисту часто приходится петь в разных местах. Если стараться каждый концерт проживать по максимуму, то и от ресторанного выступления можно получить опыт. Хотя такие выступления притупляют артистическое чутье и чреваты большой опасностью нивелирования своего искусства. Здесь надо быть очень осторожным и оказываться там нечасто.
— Вы исполняли песни Вертинского дуэтом с Ириной Богушевской и с Глебом Самойловым. Зачем вам понадобился и сольный опыт?
— Это были важные этапы, но сольно я играл его песни всегда, параллельно делая это и с Ирой, и с Глебом. Мне все это было интересно, но я постоянно думал о том, что хочу записать и «своего» Вертинского. Альбом «Бразильский крейсер» — концертная запись с Ирой. А в «Русском солнце» мне удалось в студии отточить произведения так, что каждая нота оказалась на своем месте. И это очень важно! Студийная запись — выверенная и продуманная история, в которой ты отвечаешь за каждую ноту, а концерты помогают подготовиться к записи. Новый альбом — это некий отчет о том, как я интерпретирую и понимаю Вертинского.
— Вы не боитесь обвинений в творческой всеядности и вообще этакой разбросанности? Помните, как у Стивенсона — «Они погибли, потому что меняли названия своих кораблей»?
— Я вообще ничего в своей творческой жизни не боюсь. Все знают, что я пою песни Вертинского, и наверняка ожидали эту пластинку. Я записал эти песни не с кондачка. Болею этим артистом уже много лет. Сольный альбом мой вышел год назад, и релиз «Русского солнца» не вносит сумятицу в то, как меня воспринимает моя аудитория. В данном случае это не смена названий кораблей. Вертинский — внутренне необходимая часть меня самого. Он помогает мне в моей собственной манере. Он мой помощник, друг и учитель, поэтому, если мы и говорим про корабли, то корабль все так же называется «Александр Ф. Скляр», а почетное место занимает кают-компания имени Александра Николаевича Вертинского.
— Манера, подача интонации эстрадного певца Вертинского — это все-таки продукт своего времени. Вы могли бы представить его поющим сейчас, когда само понятие эстрада — синоним пошлости?
— Представить себе на эстраде человека калибра Александра Николаевича я не могу. Такого просто нет. Почему нет — другой вопрос. Такие артисты рождаются крайне редко, и нам повезло, что он вообще был! Если бы он пел в наше время, он просто показывал бы уровень, до которого, как до неба, не дотянуться большинству наших эстрадных артистов. Но в то же время он задавал бы планку, и наш народ, который отнюдь не так глуп, валом бы валил на его концерты. Вертинский не собирал бы «Олимпийский», но в двух-трехтысячном зале его манера была бы понята.
— Подобные декадентские альбомы записывают сейчас многие рок-музыканты. Почему к этому приходят в Штатах Том Уэйтс и Игги Поп, у нас — вы и некоторые другие ваши коллеги? Откуда такая страсть к декадансу?
— Рок-н-ролл — только одна из граней песни артистического образа. И это необязательно единственная грань человека, вышедшего из рока. Песня гораздо шире, чем одно направление. И я чувствую свое родство и с Игги Попом, и с Томом Уэйтсом. С людьми, которые выступают не в «чистой» рок-традиции. Это значит, что где-то есть артисты, одинаково со мной понимающие путь развития музыканта как человека, погружающегося в стихию песни, находящего родственные себе интонации в самых разных жанрах. Это и Джонни Кэш, и Брайан Ферри, и Дэвид Боуи, и Майк Паттон, и Адриано Челентано, и Леонард Коэн — неплохой список, согласитесь. Все эти люди мне максимально близки.
— Вы участвовали в трибьюте Владимиру Высоцкому, Виктору Цою, а чьи песни вы бы еще исполнили?
— Мне есть что еще спеть по Высоцкому. Песни Утесова — с удовольствием. Да, пожалуй, и все из отечественных. Я люблю народную песню. Недавно исполнил песню «Не для меня» и продолжаю копать в этой области — бездонный кладезь.
— Когда-то вы сказали мне, что с удовольствием исполнили бы парочку арий. Может быть, пора уже?
— Неужели? Ну это сейчас звучит немного самонадеянно (смеется). Так, в виде шутки — может быть, но тягаться с настоящими оперными певцами я бы ни за что не стал. И сейчас такого всерьез не сказал бы. А вот народная песня мне по-прежнему очень интересна. Не исключено, что я буду работать, используя резервуар под названием «русская народная песня».
